У каждого поколения своя война.

"У каждого поколения своя война" - с этой фразы Галина Витальевна всегда начинает музейные занятия, посвящённые современным войнам. Сегодня было как-то особенно грустно. Я плакала, девочки плакали. Дети читали воспоминания воинов-афганцев, их матерей, жён, друзей.

Все занятия в музее проходят в интерактивной форме. Один из методов – это чтение воспоминаний вслух. Если мы проводим занятия со взрослыми детьми, то читают сами дети. Это помогает прочувствовать, понять и пройти через все события. Дети пропускают всю информацию через себя. А если ребенок имеет богатое воображение, то он может перенести всё, что он читает, на своих близких, как бы поставить себя и родных в ситуацию, о которой они читают. И этот момент эмоционального воздействия особенно ценен и важен.

Время стало исчисляться иначе. Душманы нападали подло, коварно, внезапно… Афганские ночи. Они не просто темны. Они очень темны. Время для темных дел.
«Если  день - брат Душмана, то ночь- его сестра»- сразу сказали солдаты. Очень скоро русское слово «вперёд» знали все Афганские воины, а «шурави»- значит советский, русский.
Мальчишки… которые знали о войне по наслышке. И вдруг попали в самое пекло. Их всюду поджидала опасность, смерть. Вдали отчего дома они враз повзрослели. Сжимались в тоске и надежде сердца их родных. Доля ждать и надеяться едва ли легче солдатской. И не говорите мне, что война эта закончилась. Летом дохнёт горячей пылью, блеснёт кольцо стоячей воды, русский запах сухих цветов…как удар в висок.. и это будет преследовать нас всю жизнь.

-Иногда мне думается что нашим отцам было гораздо легче во второй мировой войне.
Хотя бы в моральном отношении. Они воевали на своей земле, за свою Большую и Малую Родину, не жалея ни сил, ни здоровья, и самой жизни. Зная, что отдых, да и сама жизнь возможны только после Победы над врагом.
А мы? У нас нет линии фронта. Разгромив одну банду, нужно ждать встречи с другой,
и совсем не исключено, что она, эта встреча, не произойдёт на том же самом месте.
Банды растут как грибы. Кажется, что весь Афганистан, это одна сплошная банда.
Днём человек, обыкновенный мирный дехканин, возделывает землю, пасёт скот.
А ночью у него есть откуда достать старенький «Бур» /винтовка/ , а то уже оружие и поновее, купленное за американские деньги. И устроить очень грамотную засаду на «шурави» /советских».
- А нам ведь совсем немного осталось до дома. И так хочется жить!
Вернуться живыми, здоровыми. Но возвращаются не все…
Каждый день самолёт увозит цинковые гробы. Увозит совсем молодых парней.
Смерть положила в эти аккуратные металлические ящики их надежды, их будущее, в конце концов, их потомство.
Некоторые из них не успели даже влюбиться…
Тяжело умереть от пули, а ещё тяжелее от жажды. Один наш солдат потерялся в горах.
Четверо суток он искал выход, сбросил с себя всё, кроме оружия. И умер… Умер, положив под себя автомат. Умер, не дойдя буквально ста метров до воды…
И мы тоже умирали от жажды. О! Только здесь и теперь я узнал истинную цену маленького глотка воды, обыкновенной жидкости. Какое неземное счастье спуститься с гор, едва-едва переставляя ноги, добраться до горного ручья и упасть в него!
Упасть головой в воду и пить, пить, пить… Сесть на омываемые водой камни, передохнуть и снова пить, пить, пить…
Заполнить живительной влагой все клеточки тела, разбавить сгустившуюся кровь, смыть с лица, да и с души серую маску безразличия и усталости.
Снова трясёмся в БМП, ищем новое ущелье, ищем моджахедов, ищем для себя новые пули, мины, гранаты.
А что делать – Война! В эти минуты и часы мозг всецело предаётся воспоминаниям, размышлениям. Вспоминается дом, родители, друзья, девушки. Очень легко строятся эпизоды, и целые картины возвращения домой.
Всё это так сладко, но так пока далеко и сказочно, тем более что сказка - то страшная.
Она очень даже вполне может закончиться на погосте.

- В тот день я пошла в кино. Смотрю на экран и ничего не вижу. Внутри непонятное беспокойство: где-то меня ждут, надо куда-то идти, еле досидела до конца сеанса. В это время, видно, шёл бой…

Неделю я ещё ничего не знала. Я даже получила два его письма. Обычно радовалась, целовала их, а тут разозлилась: сколько мне тебя ещё ждать?!

На девятый день в пять часов утра пришла телеграмма, мне сунули её просто под дверь. Телеграмма была от его родителей: «Приезжай. Погиб Петя». Я сразу закричала.

– Мы приехали…

– Вон там, – показывает рукой, – какой-то ящик. Посмотрите. Если ваш – забирайте.

В поле стоял грязный ящик, на нем мелом было написано: «Старший лейтенант Довнар». Я оторвала доску в том месте, где в гробу окошечко: лицо целое, но небритый лежит, и не умыл никто, гроб маловат. Запах… Наклониться, поцеловать нельзя… Так мне вернули мужа…

Я стала на колени перед тем, что было когда-то самым дорогим.

У людей, помню, одно – ужас в глазах. Никто не понимал, что происходит. Опустили его в могилу. Не успели рушники, на которых опускали, вытащить, как вдруг – страшный гром и град, помню, град, как белый гравий на цветущей сирени, хрустит под ногами. Сама природа была против. Я долго не могла уехать из его дома, потому что здесь была его душа. Отец, мать… Мы мало говорили. Мне казалось, что мать меня ненавидит: я живу, а его нет, я выйду замуж, а её сына не будет. Теперь она говорит: «Тамара, выходи замуж». А тогда я боялась встречаться с ней глазами. Отец чуть с ума не сошёл: «Такого парня угробили! Убили!» Мы с матерью его убеждали, что Петю орденом наградили, что Афганистан нам нужен, защита южных рубежей… Он не слушал: «Сволочи!..»

Самое страшное было потом. Самое страшное… привыкнуть к мысли, что мне не надо ждать, мне некого ждать. Утром просыпалась мокрая от ужаса/

Мне надо было понять, что теперь одна и буду одна. Я три раза в день заглядывала в почтовый ящик… Ко мне возвращались только мои письма, которые он не успел получить, со штампом: «Адресат выбыл». Я разлюбила праздники. Перестала ходить в гости. У меня остались только воспоминания. Вспоминалось лучшее.

- Мне было двадцать четыре года, когда я осталась вдовой. В первые месяцы, подойди ко мне любой мужчина, тут же бы вышла замуж. С ума сходила! Не знала, как спастись. Вокруг прежняя жизнь: кто дачу строит, кто машину покупает, у кого-то квартира новая – нужен ковёр, красная плитка для кухни!.. Чужая нормальная жизнь доказывала, что у меня не такая. Мебель я только сейчас стала покупать. У меня не поднимались руки печь пироги. Разве в моем доме может быть праздник? В ту войну у всех было горе, у всей страны. Каждый кого-то потерял. Знал, за что потерял. Бабы хором голосили. В кулинарном училище, где я работаю, коллектив – сто человек. Я одна, у кого муж сегодня погиб на войне, о которой другие только в газетах читали. Когда в первый раз услышала по телевизору, что Афганистан – наш позор, хотела разбить экран. В тот день я второй раз мужа похоронила…

-Я безумно любила сына. Безумно. И он меня безумно любил. Могила меня так тянет, как будто он меня зовёт…

У него спрашивали:

– Девушка у тебя есть? Он отвечал:

– Есть. – И показывал мой студенческий билет, где у меня ещё косы, длинные-длинные.

Он любил танцевать вальс. Пригласил меня на первый свой вальс в школе на выпускном вечере.

А я не знала, что он умеет танцевать, научился. Мы с ним кружились.

Вяжу у окна вечером, жду его. Шаги… Нет, не он. Шаги… Мои шаги, сына моего… Ни разу не ошиблась. Садимся друг против друга и до четырех утра говорим. О чем говорим? Ну о чем говорят люди, если им хорошо? Обо всем. О серьёзном и о пустяках. Хохочем. Он мне напоёт, сыграет на пианино.

На кладбище летишь, как на встречу. Будто сына увижу. Первые дни ночевала там. И не страшно. Я теперь полет птиц очень понимаю, и как трава колышется. Весной жду, когда цветок ко мне из земли вырвется. Подснежники посадила… Чтобы скорее дождаться привет от сына… Они оттуда ко мне поднимаются… От него…

Сижу у него до вечера. До ночи. Иногда как закричу и сама не услышу, пока птицы не поднимутся. Шквал вороний. Кружат, хлопают надо мной, я и опомнюсь… Перестану кричать…Как сыночек погиб, у меня все изменилось: лицо, глаза, даже руки.

…Вы мне скажите: герои они или нет? За что я такое горе терплю? Один раз подумаю: герои! Он не один там лежит… Рядами идут… на городском кладбище… А другой раз проклинаю правительство, партию… И то, как сама учила: «Долг есть долг, сынок. Отдать его надо». Прокляну всех, а утром бегу на могилку, прощения прошу:

– Прости, сынок, что я так говорила… Прости…

Один вопрос задала Галина Витальевна в конце занятия: Что вы чувствовали сегодня?" Лера Веселкова ответила: "Мне было больно и горько". А Таня Новокшонова не смогла закончить свою мысль из-за слёз. 

 Пусть у наших детей не будет своей войны, чтобы на их лицах были улыбки и радость, а если слёзы, то только слёзы радости.